Роль привязанности в лечении

Надежная привязанность способствует интеграции личности, открывает возможность максимально использовать собственный внутренний потенци­ал «более дифференцированного, целостного и гибкого функционирования» (Slade, 1999, p.

Отношения привязанности индивидов, переживших в детстве хроничес­кую психическую травму, в лучшем случае могут быть отнесены к ненадежно­му типу. Такие пациенты обладают неинтегрированными внутренними мен­тальными моделями фигур привязанности и самого себя. Эти модели обладают сильным разрушительным потенциалом и служат основой для формирования, по крайней мере, некоторых диссоциативных частей личности (например: Blizard, 2001, 2003; Howell, 2005; Liotti, 1995; глава 3), сильно ограничивают или да­же вовсе лишают пациента способности внутренней регуляции, поддержки, уверенности в себе и понижают его психический уровень. Таким образом, пе­режившие травму индивиды или отдельные части их личности, как правило, используют в сфере отношений привязанности тенденции среднего и низкого уровня, что также негативно сказывается и в других сегментах их жизни. Они могут ошибочно приписывать значение угрозы исходящим от терапевта сигна­лам, испытывая трудности синтеза и реализации коммуникаций терапевта. Та­ким образом, в отношениях с терапевтом пациенты одновременно активируют системы защиты и в то же время отчаянно цепляются за терапевта. Их способ­ности ментализации сильно нарушены, они уверены, что терапевту нет до них никакого дела, а иногда даже в том, что он намерен причинить им вред. Таким образом, им крайне сложно создавать мысленный образ здоровых отношений и следовать этой модели в реальных отношениях, в том числе и в терапии.

Используя систему понятий теории научения, можно сказать, что эти па­циенты обладают дезадаптивными сознательными и неосознаваемыми дореф­лективными убеждениями «если - то»: «Если она узнает меня лучше, то она будет презирать меня»; «Если я с кем-то сближусь, то я окажусь под контро­лем». Многим пациентам не удалась трансформация отношений в символи­ческую репрезентацию внутреннего «безопасного пространства» (Cassidy, 1999). Напротив, то, что происходит в отношениях, является для них сигна­лом или напоминанием о физической и эмоциональной боли.

Пациентам, страдающим от психической травмы, трудно адекватно оце­нить контекст терапевтической ситуации, поэтому очень часто они оказы­ваются во власти сильных эмоций. Это могут быть и чрезвычайно мощные негативные аффекты стыда, вины, ярости, ревности, мстительности, пани­ческого страха оставленности, ужаса, горя, фрустрации сильной потребнос­ти в любви и заботе. Однако у пациентов в терапии могут возникать и другие, позитивные чувства, отличающиеся сильным накалом: любовь, сексуальное влечение, нежность, восхищение или радость. Избегание может распростра­няться и на позитивные эмоции. Вместе с тем эти эмоции могут стать частью стратегии избегания болезненных аффектов.

Фобии привязанности и утраты привязанности - две стороны одной меда­ли - основаны на страхе, что привязанность принесет страдание. Однако эти фобии связаны с разными системами действий и, соответственно, активируют разные части личности. Активность частей, фиксированных на фобии отноше­ний привязанности части личности, как правило, опосредована защитными маневрами избегания и игнорирования отношений привязанности и связанно­го с ними психического содержания: «Ваше хорошее отношение оплачивается, оно покупное и поэтому ничего не значит», «Я ничего не чувствую, когда мы встречаемся». Для частей, фиксированных на фобии утраты привязанности, характерен призыв к объекту привязанности («крик привязанности») или за­щитные маневры борьбы, направленной на избегание утраты привязаннос­ти и связанного с ней психического содержания: «Пожалуйста, не оставляйте меня, я не могу жить без вас»; «Если вы оставите меня, то я сделаю так, что вы сильно пожалеете об этом». Эти «противоположно направленные» фобии ле­жат в основе отношений привязанности дезорганизованного/дезориентированного типа (см. главу 3; Liotti, 1999a, b; Main & Solomon, 1986).

Однако даже при сильных фобиях терапевтические отношения остают­ся матрицей, из которой развивается терапевтический процесс. Разрешение других фобий и проблем пациента зависит от качества этих отношений. Хотя безопасные и надежные терапевтические отношения являются важнейшим условием успешной терапии (Alexander & Anderson, 1994; Kinsler, 1992; Laub & Auerhahn, 1989; Olio & Cornell, 1993; Steele & Van der Hart, 2004; Steele et al., 2001), однако в самом начале терапии такие отношения возникают редко (например: Kluft, 1993a) и являются скорее целью, чем исходной данностью.

Изменения в терапии происходят благодаря взаимодействию между паци­ентом и терапевтом. Что касается терапевтических отношений, то и терапевт и пациент стремятся к тому, чтобы найти и поддерживать такой оптимальный баланс близости и дистанции в терапевтических отношениях, который бы способствовал более высокому и стабильному психическому уровню обоих. Такой баланс является динамичным и требует искусной подстройки к потреб­ностям разных пациентов (и терапевтов), к разным фазам лечения, а также к разным частям личности пациента. Иногда от терапевта требуется более объективный взгляд на происходящее с пациентом, а иногда - более теплое отношение (Janet, 1919/1925; Steele & Van der Hart, 2004b).